Вельяминовы – Дорога на восток. Книга первая - Нелли Шульман

Он повернулся к дочери, и, забрал амулет: "Приведет. Это пока. А вторую часть, милая, — Горовиц стал целовать ее шею, — я напишу после того, как ты мне докажешь, что ты по-прежнему меня любишь".

— Папа, — задыхаясь, ответила Ева, — ну как ты можешь, я всегда…

— Иди сюда, моя голубка, — он опустил голову между ее раздвинутых ног: "Я с этого начинал, как ей три годика было. Девочка моя, единственная моя…"

Ева застонала: "Папа, милый мой, я тебя люблю!" Александр, притянув ее к себе, велел: "Покажи мне, что ты там с этим Авраамом делала. Он теперь до конца дней своих — тебя не забудет. Вот так, милая, — он запустил руки в каштановые волосы, — вот так, поласкай папочку, он очень тебя любит…"

— Тоже, как в три годика, — улыбнулся он, чувствуя губы дочери. "Такая неловкая была, счастье мое, а потом научилась. Теперь нам ничего не страшно — денег будет столько, что руки по локоть в них искупаем. Какому монарху не захочется пользоваться всей мощью гнева Господня? А я теперь понял, как ее вызывать, умею".

Он потянулся, и, прервав дочь, — надел ей на шею золотой медальон. "Когда появится твой Теодор, — велел Горовиц, ставя ее на четвереньки, — отдашь ему половину. Но вы всегда будете вместе, не бойся, — он погладил дочь по спине: "Сейчас я допишу тот амулет, и он вечно будет любить тебя".

Ева вздрогнула — каменные плиты пола чуть сдвинулись. Она услышала откуда-то сверху свист ветра. Столб золотого огня сверкнул из тяжелых туч, черепица на крыше дома задымилась, разламываясь на куски. Ева, подняв глаза, увидела в проеме двери знакомую, рыжую голову.

— Я ее заберу, — сказал себе Пьетро, превозмогая боль в руке. "Заберу и увезу отсюда. Мы всегда будем вместе. Она меня спасет, она, единственная"

Он шагнул в комнату, вдохнув запах мускуса, гари, расплавившегося воска, — тяжелый, стойкий запах. Пьетро услышал лихорадочные, сбивчивые стоны.

— Еще, папа! — потребовал девичий голос и она рассмеялась: "Лучше тебя только Теодор, но ты ведь не обижаешься?"

— Нет, голубка моя, — сквозь зубы ответил Горовиц. Подняв глаза, он увидел перед собой дуло пистолета. Раздался сухой, резкий щелчок, Ева отчаянно закричала. Пьетро, отступив на мгновение, замер — из расколотого черепа мужчины хлестала кровь, было видно что-то серое, переливающееся, пульсирующее. Потолок комнаты задрожал. Он, едва успев схватить обнаженную, испачканную кровью отца девушку, — бросил ее в угол, прикрыв своим телом.

Золотой луч осветил комнату. Пьетро, зажмурив глаза от невыносимого, небесного сияния, услышал дрожащий голос Евы: "Ты убил его! Ты убил моего отца! Я ненавижу тебя, уйди, и больше никогда не появляйся!"

Дождь заливал комнату, хлеща через проваленный потолок. Ее лицо было мокрым от крови и слез, серые, широко распахнутые глаза, смотрели на обугленный, скрюченный труп.

— Теперь Теодор никогда меня не полюбит, — подумала Ева. Склонившись над телом отца, подобрав пистолет, — девушка навела его на священника.

— Ева, — тихо сказал Пьетро, вставая на колени, — Ева, он же взял тебя силой, голубка моя, невинная моя…, Он мерзавец, я просто наказал его…

Ее губы искривились. "Я жила с ним с тех пор, как мне было три года, — спокойно сказала Ева, закинув голову к темному небу, глядя на хлещущие по городу молнии. "Я любила его, и он любил меня, Пьетро. А еще — я люблю Теодора, ты же помнишь его? Теперь он никогда не станет моим. Теперь у меня нет отца, — завизжала девушка, — и все это из-за тебя! Убирайся отсюда, я тебя ненавижу, я никогда, никогда тебя не любила".

— Ева, — он пополз к ней, — Ева, что ты говоришь, любовь моя, мы уедем и всегда будем вместе…

Девушка оттолкнула его ногой. Приставив к рыжему виску пистолет, она медленно сказала: "Ты мне противен, Пьетро. Оставь меня, и никогда больше не ищи. Я лгала тебе все это время, понятно?"

Он заплакал, раскачиваясь, пытаясь обнять ее ноги, и вдруг зажмурился от яркого блеска — золотой луч играл на ее медальоне, освещая лицо девушки. Ева замерла и улыбнулась:

— Господи, конечно. Спасибо, спасибо тебе. На ложе моем ночью искала я того, которого любит душа моя, искала его и нашла его. Встану же я, пойду по городу, по улицам и площадям, и буду искать того, которого любит душа моя; искала я его и нашла его, — нараспев, ласково сказала девушка. Вырвавшись из рук Пьетро, она, как была, обнаженная — бросилась во двор, под бесконечный, холодный ливень.

Пьетро опустился на пол и заплакал, сжимая в руках голову. "Боль, — подумал он, разглядывая свой ожог. "Господи, как сладко". Пошарив по полу, рыдая, она взял обрывок веревки. "Мало, — горько понял Пьетро, — как мало. Не хватит".

Пьетро, было, потянулся за пистолетом. Наверху, в мрачном, ночном небе, что-то загремело. Он, вдыхая смрад сгоревшей плоти, — упал рядом с черным, скорчившимся трупом Горовица. Небо озарилось золотым сиянием, налилось багровым, кровавым цветом. Огненные плети захлестали по дому. Пьетро, еще успев прошептать: "В час смерти моей призови меня, и повели мне прийти к Тебе", — отдался на их волю.

Дождь стал стихать, раскаты грома удалялись. Над городом повисла тишина.

Ханеле поднялась с постели, когда из-за плотных занавесок забрезжили первые, еще слабые лучи солнца. Она вымыла ручки. Одевшись, приподнявшись на цыпочках, девочка заглянула в колыбель брата. "Спит еще, — улыбнулась Ханеле. Нащупав в кармане фартука овечку, девочка тихо сказала ей: "Пойдем к дедушке".

Каменные плиты улиц были влажными от дождя, в канавах журчала вода. Ханеле, переступая через золотые, осенние листья, — подняла голову к ясному, пронзительному, голубому небу. Она миновала лужу и остановилась: "Вот ты где!"

Девочка подняла крокодила. Почистив его рукавом платья, спрятав в карман, она серьезно сказала: "Потом дяде Аарону тебя отдам".

Она спустилась к Стене и замерла, глядя на узкий проход. Ханеле вздохнула. Подойдя к деду, опустившись рядом, девочка поцеловала его в лоб. Он лежал, улыбаясь, глядя мертвыми, темными глазами в рассветное небо. "Спасибо, дедушка, — шепнула девочка. Она, на мгновение, опустила веки. Ханеле увидела тусклый, золотой блеск где-то там, далеко, в черном провале подземелья. Девочка пошарила ладошками по камням: "Ты не бойся, дедушка, я никому не скажу, что он там. Никогда".

Девочка вернулась к телу и вдруг услышала знакомый голос. Она шла, блаженно улыбаясь, переступая избитыми, изрезанными ногами по камням, обнаженная. Мокрые, грязные каштановые волосы закрывали ее лицо.

— Буду искать того, которого любит душа моя; искала я его и нашла его, — пела девушка. Она встряхнула головой. Ханеле увидела пустой, серый взгляд. На стройной шее сиял, переливался медальон.